Начиная с XIX века разрушению родовой структуры казахского общества колониальные власти придавали большое значение. Они понимали, что единство, сплоченность, существующая практика взаимопомощи и социальных связей рода(ов) – это сила, гарантия единения народа. Так в чем состоял один из механизмов разрушения этой сплоченности?
Округа и волости, как известно, первоначально были сформированы в соответствии с территориями традиционного проживания родов. Внутри каждой родовой территории функционировали суды биев (в т.ч. для рассмотрения межродовых споров), была отработана схема справедливого распределения пастбищ, водоемов, путей кочевания, а также существовала эффективная система взаимопомощи в периоды джутов и т.п. При этом «…летние кочевья считались межволостными в пределах окружной территории. Переход из одного округа в другой отдельных кочевых коллективов мог производиться лишь с согласия колониальных властей» (с).
Например, с введением в 1824 году Каркаралинского внешнего округа среди прочих была сформирована Каракесекская волость на территориях, населенных родами, входящими в родовое объединение Каракесек (другие волости также носили названия по имени рода: Джагалбайлинская, Турткульская, Кулюк-Каржасская, Караульская, Тарактинская, Толенгутовская и т.д.).
Спустя 20 лет Каракесекскую волость разделили на несколько волостей под подродам: Альтеке-Сарымовскую, Коянши-Тагайскую, Карсон-Кернейскую, Дадан-Тобыктинская и др.
Следующим шагом в 1869 году было дальнейшее раздробление этих волостей: на Сарымовскую, Карсонскую, Кернейскую и т.д.
Административное разделение сопровождалось указами по закреплению людей на определенной территории (по типу крепостничества?), т.е. вводился запрет (!) переходить родам границы волостей, а значит, нарушались ранее существовавшие социальные и пр. связи: оказание помощи, совместное в случае необходимости рассмотрение тяжб (и, как следствие, вынужденное обращение в уездные суды) и мн. др.
Однако и эти наименования не устраивали колониальную власть, потому что содержали уrазание на принадлежность этих земель тем или иным родам.
И к 1878 году Сарымовскую переименовали в Токраунскую; Коянши-Тагайскую – в Кзылтаускую; Карсонскую – в Моинтинскую, Кернейскую – в Акчатаускую; Дадан-Тобыктинскую – в Западно-Балхашскую и Котан-Булакскую. Толенгутовскую – в Чубартаускую и т.д.
Так, конкретные территории «утеряли» свои родовые названия. Эта практика переименований, не связанных с названием родов, были внедрена во всех волостях.
Здесь уместно указать на тот факт, что колониальную власть ничуть не смущало столь частое переименование и нововведения в территориальном разделении. Причем каждое новое деление разрезало, нарушало налаженные экономические связи, устоявшиеся кочевые пути, закрепленные колодцы и пастбища. Каждое новое разделение сопровождалось спорами, конфликтами между населявшими эту территорию подродами. Это споры могли разрешаться только колониальными властями. Таким образом, с вопросами, которые раньше решали бии, қазақи вынуждены были обращаться к российским управленцам.
Тесные ранее связи постепенно слабели. Единство становилось все более зыбким, связанным не столько взаимодействием родов друг с другом, сколько с отношениями с уездными российскими властями. Эти последствия административного разделения и утери прежней взаимозависимости и сплоченности родов некоторым образом отразились на экономической, социальной и прочих сторонах жизни народа, а также (наряду с другими причинами) сыграли негативную роль во время восстания 1916 года, периода гражданской войны, сопротивления 20-30 гг. ХХ века.
Любая часть қазақской земли является исторической территорией конкретного рода и тайпа, и топонимы и гидронимы местностей связаны с историей населяющего их этноса, о чем свидетельствуют легенды, мифы, исторические хроники, жыры, шежiре и т.д. В цикле легенд шежiре в изложении М. Ж. Копеева находят отражение события обретения (расселения родов) родовой территории. В некоторых вариантах шежiре содержатся описания большого числа известных топонимических названий.
Эти топонимы сохранились в первоисточниках и архивах. Например, топоним Иртыш зафиксирован в Орхоно-енисейских клинописных надписях VI-VII веков. Это значит, что данный гидроним бытовал уже в IV-V веках до нашей эры. М. Кашгари упоминает реку Ертис в «Словаре тюркских наречий» (XI век), я уже не говорю о работах востоковеда В.В. Бартольда, арабского историка Аль Гардизи и др.
Важно вернуть названия местности по ее характеристике, т.е. объективные названия вне связи с идеологией, политикой, конъюнктурой. К.и.н. М.С. Жакин: «Сменятся поколения, времена, формации, а земля останется и с ней останутся названия, которые характеризуют именно ее свойства, ее характер, ее природу, ее особенность, ее пространство».
Не следует ли нам проявлять больше внимания и уважения к земле вместо стремления увековечить человека, идя на поводу тщеславия, одиозного чинопочитания, политической «целесообразности», идеологии?
Возвращение исконных топонимических названий является одним из принятых в мире направлений процесса деколонизации.
Айнаш Керней.